Эрик взял в руки газету.
— «Алгонкин лоуд», — объявил он. — У нас ее прозвали — «Алгонкинские враки». — Он шумно перелистал страницы. Прочистил горло и не спеша, с выражением начал читать: — «Крупные силы полиции Алгонкин-Бей были стянуты сегодня на угол Тимоти и Мэйн, где в угольном подвале пустующего дома было обнаружено тело неопознанного мужчины, очевидно убитого. Следствие не исключает, что преступление было совершено тем же лицом, которое ответственно за убийство Кэти Пайн, произошедшее в сентябре минувшего года.
По словам детектива Джона Кардинала, жертва была зверски избита, ей были нанесены множественные лицевые повреждения, а по половым органам производили удары, пока они почти полностью не отделились от тела».
— Господи, — выговорил Кийт. — И где это было?
— Это случилось как раз здесь, в Алгонкин-Бей. Не так далеко от этой комнаты.
— Господи, — повторил Кийт. — Страшно представить, что тебя так колошматят. Это не какое-нибудь обычное махалово в баре.
— Не будем торопиться с выводами. Тут не сказано, что это была за жертва. Может, он первый начал. Может, без него мир станет лучше. Я по нему не скучаю. А ты?
— Никто не заслуживает такой смерти, что бы он ни натворил.
— У тебя доброе сердце. Эди у нас любит добрых. Твоя девушка должна тебя за это обожать. Как, ты сказал, ее зовут?
— Кэрен. Но я не знаю… Кэрен больше бы порадовало, если бы я почаще думал о будущем. Сейчас вот она на меня дуется.
— Расскажи мне, какие у вас в Торонто сексуальные обычаи. Я слышал, сейчас самый писк моды — оральный секс. Кэрен как — активная сторонница?
— Господи, Эрик… — Кийт начал соскальзывать в волны дремоты, теплые, как кровь. Еще немного покемарю, убеждал он себя, а потом смоюсь отсюда к чертям.
— Я волей-неволей заметил твой член, Кийт, когда мы тебя раздевали. И парочку крупных яиц. Твоей Кэрен повезло.
Кийт хотел сказать, чтобы тот оставил его в покое, но это послание не успело дойти от мозга к языку. Мед с лимоном сделали свое дело.
Эрик положил ладонь Кийту на колено, сжал руку.
— Люди не знают, какие я видел ужасы: изнасилования, половые извращения. Я пережил тяжелые времена, Кийт, и иногда я из-за этого немного… волнуюсь. Можно, я поглажу тебе гениталии?
Кийт попытался сосредоточиться. Боже ты мой, что было в этом питье?
Прошло какое-то время. Пять минут, а может быть, и двадцать. Эрик натянул одеяла Кийту до подбородка.
— Я с восторгом думаю об этом фильме, Кийт. И Эди тоже. Ты идеально подходишь на роль. Ты говорил, что любишь новые впечатления. Этот фильм станет для тебя как раз таким впечатлением.
Кийт наконец совладал с языком:
— Что со мной такое? С трудом двигаюсь.
Он снова начал все глубже погружаться в забытье, так что, может, это был уже сон, но ему почудилось, что Эрик Фрейзер наклоняется над ним и целует в лоб. И шепчет: «Я знаю».
— Похвали меня, Кардинал. У нас тут уже давно лежит эта кассета, а я к ней даже не притронулась. Ты бы не вытерпел. Ты бы ее уже пять раз послушал.
— Да, нетерпение — это мой недостаток, — согласился Кардинал, продолжая стряхивать снег с обуви. — Лэн Вайсман еще не звонил?
— Нет. Мне показалось, что ты не хочешь, чтобы я его слишком дергала.
— Но уже два дня прошло. Сколько нужно времени, чтобы свериться с картотекой дантиста?
Делорм только пожала плечами. Кардинал вдруг обратил внимание на ее грудь — и почувствовал, что краснеет. Ради всего святого, одернул он себя, Кэтрин же в больнице. И потом, пускай у детектива Лиз Делорм приятная фигурка и милое лицо, но при всем том она хочет припереть меня к стенке, и я не позволю себе увлечься ею. Будь сильнее, и ничего этого не произойдет.
Она протянула Кардиналу посылку размером с коробку из-под обуви. Внутри лежала запеленутая в пузырчатый пластик новенькая кассета. Поперек сибиэсовской наклейки синим маркером было выведено: «После цифровой обработки».
— Плеер я одолжила у Флауэр, — сказала Делорм. — Сюда можно вставить две пары наушников.
Кардинал расчистил себе место за ее столом и сел, держа в руке провод, соединявший их, словно сиамских близнецов, сросшихся ушами. Он запустил кассету и стал смотреть в окно, за которым грейдер вздымал снег, делая его похожим на волну во время прилива. Почти сразу же Кардинал нажал на паузу.
— Теперь звук гораздо чище. Раньше самолет не было слышно.
— Думаешь, это где-нибудь в районе аэропорта? — Когда Делорм волновалась, у нее волшебным образом оживлялось лицо, и Кардинал живо представил себе, какой она была в юности. На мгновение подумалось: а вдруг он ошибается и она действительно ушла из спецрасследований и вовсе не наблюдает за ним? Но пора вернуться к этой жуткой кассете.
Шипения на пленке теперь не было. Когда дребезжали стекла, казалось, что можно войти в эту далекую комнату и захлопнуть окно. Шаги убийцы гремели, как выстрелы из винтовки. А страх ребенка, так он пронзительно ощущался еще на той, необработанной пленке. Сейчас они слышали последний вскрик Кэти Пайн. Шаги убийцы удалились от микрофона. А потом — какой-то новый звук.
Делорм стянула наушники:
— Кардинал! Ты слышал?
— Давай еще раз.
Делорм отмотала назад. Снова — последние всхлипы девочки, потом шаги, а потом, тут не могло быть ошибки, за миг до того, как магнитофон выключили, — невозмутимый бой часов. Посреди третьего удара запись остановили, и наступила тишина.
— Потрясающе, — поразилась Делорм. — В оригинале ничего этого не слышно.