Сорок имен скорби - Страница 86

— Один парень мне вчера хотел продать. Просил за нее три сотни.

— Зависит, конечно, от модели. Новую «овацию» меньше чем за восемьсот не купишь, так что, похоже, предложение выгодное, хотя, конечно, зависит от того, в каком она состоянии и все такое.

— Да вроде ничего. Но я, понятно, не спец.

— А принеси, если тот парень тебе разрешит. Я ее проверю. Дам тебе, так сказать, заключение специалиста.

— Может, и принесу. Только, по-моему, он уже уехал из города. Ну, всего, Алан.

— Пока, Эрик.

— Осторожней, когда домой поедешь. На улице сплошная слякоть.

Алан одобрительно взглянул на него:

— А у тебя в эти дни неплохое настроение.

— Да ну? — Эрик задумался. — Пожалуй, так и есть. Хорошие новости из дома. Сестренка только что получила диплом по фармацевтике.

— Вот это да, отлично. Рад за нее.

— Да. Джейн — славная девочка.

На самом деле Эрик уже больше четырнадцати лет ничего не слышал о девочке, с которой когда-то вместе рос у приемных родителей. Ему казалось, что они вышвырнут его за дверь, узнав о пожаре, который он устроил у соседей, но его так и не уличили. Как и в довольно необычных «вечеринках», которые он устроил с похищенной собакой и кошкой. Но в конце концов они его прижали — за сущий пустяк. Прижали, считай, ни за что.

Причиной стала тринадцатилетняя Джейн. Если бы она не была такой зажатой, все бы прошло куда более гладко, он бы все получше устроил и сумел бы расслабиться. Но она вечно его доводила: дразнила своими волосами, упорно не обращала на него внимания. Когда он украл ее собаку, то обнаружил, что странным образом избавился от томления по Джейн. Он снова мог с ней нормально болтать. Мог даже утешать ее, когда она плакала о своем потерянном четвероногом друге.

Но после смерти пса прошло меньше недели, а Эрик уже снова начал ощущать мучительную, терзающую боль в груди. Джейн вновь игнорировала его, ведя себя с ним так, словно он — просто комок грязи у нее под ногами. Он глотал боль, пока мог терпеть, и наконец, в одну из ночей, решился: нет, Джейн все-таки обратит на него внимание. Это было главное, но он толком не знал, что собирается устроить. Подробности придумает по ходу дела.

Однажды ночью он не спал, дожидаясь, пока храп приемного отца, похожий на медвежий рев, начнет сотрясать стены дома. Потом натянул джинсы и рубашку, даже носки, и на цыпочках прошел по коридору к двери Джейн. Он знал — она не заперта, потому что у спален вообще не было замков.

Иногда Джейн долго не спала, читая или слушая свой розовый пластмассовый приемник, но сейчас под дверью не было видно света. Эрик не стал медлить. Он повернул ручку, шагнул в ее комнату и закрыл за собой дверь. Глаза уже привыкли к темноте, и он ясно различал очертания бедра Джейн под одеялом. Она лежала на боку, повернувшись к стене, лицо скрывал полог светлых волос.

В комнате пахло резиной кроссовок и детским кремом. Эрик долго стоял совершенно неподвижно, глядя, как поднимается и опадает грудная клетка Джейн, слушая ее тихое дыхание. Она крепко спит, подумал Эрик, я могу сделать все, что захочу.

Он простер руки над изгибом ее тела, поднеся их совсем близко, словно греясь у батареи. Потом коснулся ее волос, подцепив указательным пальцем желтую прядь и вдыхая аромат ее шампуня «Гало».

В дыхании Джейн наступил перебой, и Эрик застыл. Это тебе просто снится, чуть было не сказал он вслух, это просто сон, незачем просыпаться. Но она проснулась. Глаза у нее открылись, и, прежде чем он смог ее остановить, Джейн села в постели и взвизгнула. Эрик закрыл ей рот, но она укусила его за руку и закричала: «Мама! Папа! Эрик у меня в комнате! Эрик у меня в комнате!»

Затем — долгие ночные часы, полные слез и громких голосов, но никто не внял уверениям Эрика, что он ходил во сне.

Итак, к своему собственному изумлению, Эрик Фрейзер был изгнан из своей четвертой, и последней приемной семьи не за то, что похитил и мучил их собаку, не за то, что похитил и мучил их кошку, не за то, что поджег соседское поле. Его выставили за дверь из-за преступления, состоявшего в том, что он посмел шагнуть в спальню их дочери.

На этом с приемными семьями было покончено. Эрик стал кочевать из одного детского приюта в другой, и его поведение становилось все хуже. Исчезали все новые животные, вспыхивали все новые пожары. Мальчик помладше, смеявшийся над тем, что Эрик мочится в постель, был привязан к кровати и исхлестан электропроводом.

Эта дерзкая выходка привела Эрика в суд по делам несовершеннолетних (по адресу Торонто, Джарвис-стрит, 311), и это был третий, и последний раз, когда он оказался на скамье подсудимых. По закону его сочли малолетним преступником и отправили в исправительную школу Святого Варфоломея в Дип-Ривер, где он оставался под надзором и на попечении «Братьев во Христе» до восемнадцати лет.

От Дип-Ривер у него осталось одно отрадное воспоминание: школьный приятель по имени Тони научил его играть на гитаре. Выйдя из «Святого Варфоломея», они отправились в Торонто, создали группу, играющую гранж, но остальные участники оказались талантливее Эрика и через считанные недели от него избавились. После того как он сменил несколько все менее и менее интересных мест работы и все более и более тесных комнатушек, он почувствовал, что здесь, в Торонто, буквально идет ко дну. Да, он отлично помнит это ощущение удушья, когда тебе словно сдавливает легкие. Он не завел себе друзей. Вечера он проводил один, среди журналов, прибывавших в глухой обертке, и его фантазии становились все чернее.

Торонто его изводит, вот что он понял. Он переберется туда, где много свежего воздуха, где не чувствуешь себя так, будто все время задыхаешься. В своей методичной манере он составил список маленьких городков и их разнообразных достоинств, в конце концов сузив выбор до Питерборо и Алгонкин-Бей. Он решил посетить оба, но в день прибытия в Алгонкин-Бей увидел объявление «Музыкальному центру Троя» требуется сотрудник», и это решило дело. Когда неделю спустя он познакомился в аптеке с Эди, у него внутри вдруг словно что-то окрепло. Эти первые проблески безмерного обожания в ее глазах заставили его почувствовать, что перед ним человек, с которым стоит разделить свою судьбу. Какой бы эта судьба ни была.