Сорок имен скорби - Страница 106


К оглавлению

106

— Было бы лучше, если бы мы нашли его раньше.

Искрящиеся голубые глаза изучающе смотрели ему в лицо. Такие же были у Кэтрин, когда их роман только начался, — страстные, серьезные. Взгляд у Кэтрин всегда становился таким, когда она говорила о чем-то по-настоящему для нее важном, когда она в полной мере была собой.

— Вы очень хороший человек, ведь правда? — добавила мисс Стин. — Мне так кажется.

Кардинал почувствовал, что краснеет. Он не умел принимать комплименты. «Ты при этом как-то оскорбительно для собеседника стесняешься, — не раз замечала ему Кэтрин. — Как будто хочешь показать людям, что, будь они умнее, они воспринимали бы все иначе. Это грубо, Джон. Есть в этом какое-то ребячество».

Мисс Стин посмотрела на худую руку Кийта и порывисто поднесла ее к губам, стараясь не сбить трубку, закрепленную на бледном предплечье.

— Я уже отошла от религии, детектив, иначе я бы помянула вас в своих молитвах.

— Знаете, что я думаю, мисс Стин?

Честные голубые глаза снова остановились на нем.

— Я думаю, Кийту Лондону с вами очень повезло.

Температура упала до какой-то невероятной отметки. Всю дорогу домой Кардиналу пришлось отскребать ветровое стекло и боковые окна. Он предвкушал, как нальет себе большой стакан виски «Черный бархат», прежде чем лечь. Крещение подо льдом сделало его (по крайней мере — в мыслях) ревностным приверженцем тепла. Стоя перед светофором на окружной, он в мельчайших подробностях воображал, как запылает огонь в печи, как он поджарит себе бифштекс с картошкой, а особенно отчетливо — двойную порцию «Черного бархата», которую он возьмет с собой в постель.

57

Даже при самых подходящих погодных условиях нелегко извлечь крупный и тяжелый объект со стадвадцатиметровой глубины. А при минус двадцати, когда поверхность воды успела замерзнуть, оттаять и снова замерзнуть, задача ничуть не упрощается. Когда лед достаточно окреп, лесная служба установила на берегу озера буксирный кран — двенадцатитонный тягач, у которого сзади была катушка с несколькими милями стального троса. Трос протянули по льду на несколько сотен метров и пропустили через блок, установленный над прорубью шириной около четырех с половиной метров. Над дальними холмами виднелось солнце, бледное и холодное, словно луна.

Для Алгонкин-Бей двадцатиградусные морозы — вещь обычная, но недавнее пребывание в ледяной воде обострило чувствительность Кардинала к низкой температуре. Он стоял на небольшом причале под насосной станцией, дрожа с головы до ног. Делорм, с рукой на перевязи, и Джерри Комманда, погрузивший руки в карманы, стояли перед ним, несильный, но пронизывающий ветер с озера уносил облачка пара от их дыхания. Под обычной одеждой у Кардинала были длинные теплые кальсоны, кроме того, он надел теплое пальто, но все равно чувствовал себя так, словно стоит голый.

Команда лесной службы собралась вокруг проруби. Водолазы в накачанных воздухом костюмах напоминали персонажей Жюля Верна — что-то вроде викторианских астронавтов. В предсумеречном свете на шлемах мрачно блестели фонари. Они проверили фалы, пару раз резко их дернув, и шагнули в отверстие. Чернильная вода сомкнулась над их шлемами.

— Лучше уж они, чем я, — пробормотал Кардинал.

— Все равно было очень любезно с твоей стороны попробовать воду первым, — откликнулся Джерри Комманда. — Мало бы кто на это решился.

С холма донесся аромат кофе и пончиков, и полицейские повернулись к холму, как собаки при звоне миски. Парень из лесной службы крикнул, чтобы они подошли перекусить, и они не заставили просить себя дважды. Кардинал проглотил шоколадный пончик и обжег язык, глотая кофе, но ему было все равно. Он с наслаждением впитывал льющееся внутрь тепло.

Через сорок пять минут небо потемнело, и холмы стали едва различимы. Раздались крики — это из озера показалась задняя часть Фрейзерова «виндстара». Постепенно появилась вся машина; из щелей в окнах и дверях лилась вода пополам с грязью. Группа зафиксировала машину дополнительными тросами, прилаженными водолазами. Лебедка на двенадцатитонке пришла в движение.

Фонари на водолазных шлемах казались теперь яркими, как передние фары автомобиля, и кто-то попросил водолазов их выключить. Группа работала при свете переносных прожекторов, установленных на небольших треножниках. Неожиданно машина завалилась набок, и тело Эрика Фрейзера наполовину вывалилось из открытой передней дверцы; вода струей лилась из черного рукава.

— Вот гадство, — проворчал Джерри Комманда. — Чуть было опять его не бултыхнули.

Лебедка скрипела при каждом обороте; грузовик медленно пополз по льду к берегу. Кардинал вспомнил тот вечер, когда Делорм за ним заехала и они, словно полярники-первопроходцы, отправились осматривать замерзшие останки, бывшие когда-то девочкой. На льду это началось, подумал Кардинал, на льду и кончается.

Тело вытянули из фургона и, как пойманную рыбину, положили на причал. Кожа посерела, но на выступающих костях — лоб, нижняя челюсть, нос, — она была натянута до невероятной белизны. Труп осмотрел коронер, на этот раз не доктор Барнхаус, а другой, молодой, с которым Кардинал никогда раньше не работал. Парень спокойно и тщательно делал свое дело, без Барнхаусовых шумных заявлений.

Кардиналу всегда казалось, что над трупом Эрика Фрейзера он произнесет что-нибудь значительное, ибо, что скрывать, он не раз представлял себе это зрелище. Но сейчас, глядя на тощее тело поверженного врага у своих ног, Кардинал обнаружил, что сказать ему нечего. Он знал, что должен чувствовать — этот монстр легко отделался. Кардиналу следовало бы желать, чтобы монстр еще был жив и не смог бы избежать земной расплаты. Но все в этом теле — блеклая кожа, узкие запястья, — показывало, что это было человеческое существо, а не чудовище. И Кардинал испытывал ужас пополам с жалостью.

106